"Я не уверен кто она для меня, переживаю или плевать...ни в чём не уверен...скорей всего хочу ей быть другом на которого можно положиться...по крайне мере так было в тот момент када мы растались..."
Россия. Тридцать седьмой. В моем горле живет кит. Чарли Чаплин стреляет в упор, Сплевывает в пол и молчит. Иван Бунин ходит в кино, На бедрах подруги пишет рассказы, А на экране жесткое порно, Но детям об этом не скажут. Не скажут.
Припев: Вдохновение. Юбки веером вверх. Сожаление О том, что не встало. Без сомнения, Это было и это будет. И ты опять предашь меня И хоть на секунду, Но все же забудешь.
Россия. Тридцать седьмой. Преддверие новой войны. Олег Кошевой кашляет кровью, И дни его сочтены. Эмиль Золя строит галеры, Но его не читает никто, И все ждут кого-то, Но кто этот, кто этот "кто"?
Россия. Тридцать седьмой. Булгаков ныряет в пруду. Выстрел уложит нас рядом На красном прозрачном льду. Москва ничему не верит, Москва никому не простит. Белоснежный, уже не нужный китель На грязной стене висит.
И почему я не могу собрать все эти слова воедино? В один целый текст. Я разменялась на отдельные предложения. на кусочки. Обрывочное повествование. Это не совсем то.
Гранатовый сок халтурно сделан, а я не знаю когда собираюсь читать Эмиля Золя. Вот какого, а?..
Меня, как меня самой, нет. Осталась только та часть меня, которая не мыслит свою жизнь без тебя. Которая любит тебя всем, что она есть. Я тебя так люблю. Мне нравится, когда ты говоришь за нас двоих. И я верю что все так будет. У нас. Я укутаю тебя пледом, укутаю собой, теплом, всем, что есть у меня еть. Я сильно постараюсь. И проводить до дома, это еще одна возможность побыть рядом с тобой подольше, больше. И так спокойнее, за тебя. Что все хорошо.
Знаешь, я не могу собраться, чтобы попытаться красиво сказать, так, как говоришь ты. Знаешь. Много-много меня осталось в тебе, в твоих волосах, на твоей теплой ладони, на твоих плечах. Много-много тебя осталось со мной, на мне. И я смогу ловить тебя в воздухе. Правда же, здорово?